Так это было

Дорогие земляки! В дни празднования Великой Победы, в год 70-летия Дня шахтера, архивное управление представляет Вашему вниманию цикл публикаций интереснейших исторических документов только что поступивших в наш архив на постоянное хранение.

Это подлинные воспоминания уже ушедших из жизни ветеранов - тружеников тыла, ковавших победу на шахтах нашего рудника в годы ВОВ.

Они были собраны в 1985-1986г.г. студентом КемГУ, жителем нашего города, Ивониным Николаем Ивановичем для своей дипломной работы. Буквально на днях их передала в наш осинниковский архив его преподаватель – доктор исторических наук Заболотская Калерия Александровна. По достоинству оценив их историческую значимость для нашего города, она решила передать их в наш осинниковский архив, так как по её словам «именно здесь они будут наиболее востребованы». И это действительно так!

А мы в свою очередь с большой радостью делимся с Вами этими достоверными рассказами о жизни и трудовых буднях наших невероятно сильных, мужественных предков, отдававших все силы фронту, ставивших рекорды добычи угля в тяжелейших условиях: при нехватке продовольствия, одежды, хроническом недосыпании. Воспоминания показывают всю тяжесть труда в тыловом городе, выпавшего на долю подростков, женщин, стариков.

Публикуя эти строки, мы старались максимально сохранить авторский стиль изложения, позволяющий донести через слова чувства людей, трудившихся для Победы с безмерной самоотдачей, без пощады к себе.

Воспоминания предваряются биографическими сведениями о ветеране с тем, чтобы читатель имел возможность полнее представить судьбы этих людей и их вклад в судьбу нашего города и всей страны.

Публикацию воспоминаний мы начинаем с повествования, эпиграфом к которому могут стать слова автора, Павла Андреевича Алдохина:

Мои воспоминания – это моя молодость, моя зрелость, моя жизнь и мои мысли.

АЛДОХИН ПАВЕЛ АНДРЕЕВИЧ, 26 июня 1917 года рождения. В Осинниках проживал с 1932 года. Образование: Кемеровская областная партшкола (1952г.). Осинниковский горный техникум (1962г.) Член КПСС с 1944 года.

В 1932 году в возрасте 15 лет начал трудовую деятельность на шахте «Центральная» (после – «Капитальная») кучером, с апреля 1934г. по июнь 1935г. обучался в Осинниковской школе горнопромышленного ученичества, затем работал машинистом электровоза шахты «Центральная» («Капитальная»), служил в РККА, после чего снова вернулся на шахту. С первых дней войны ушел на фронт, после тяжелого ранения вернулся в Осинники и с 1943 трудился горным диспетчером, горным мастером подъемного транспорта, комсоргом ЦК на шахте «Капитальная», с апреля 1944 года – первый секретарь Осинниковского ГК ВЛКСМ.

С апреля 1947г. по август 1950г. – парторг ВКП(б) на шахте №4 гор. Осинники, с сентября 1950г. – по август 1952 год – слушатель Кемеровской областной партийной школы, с августа 1952г. и по 1975г. – секретарь парткома шахты «Шушталепская», зам. начальника шахты, затем 4 года инвалидности, потом 7 лет зам. секретаря парткома. За время работы на шахте «Шушталепская» окончил вечернее отделение Осинниковского горного техникума.

Награды: два ордена Отечественной войны 2 степени, «Знак Почета», 13 медалей, в том числе «За оборону Ленинграда», «За победу над Германией», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», «Ветеран труда» и т.д. Медаль «Ветеран комсомола Кузбасса», знак «Шахтерская слава» 3 степени и другие.

«О начале своей трудовой деятельности я уже сказал: кучер в 15 лет от роду. Что об этом хорошего скажешь? Труд и все. Особое место в моей трудовой деятельности занимает и работа машинистом электровоза после окончания школы Горпромуч. В 1935г. все мы были молодые, по 17-18 лет, и, наверное, начальству стоило большой смелости доверить шахту таким младенцам. Но работали с полной отдачей и ответственностью. В начале сентября 1935 год началось Стахановское движение. Западно-Сибирский крайком партии и другие краевые организации объявили соревнование за досрочное завершение плана 1935г. Были учреждены Переходящие мандаты Крайкома и Крайисполкома, которые вручались победителям по профессии каждую декаду. Потерявший Мандат из соревнования не выбывает и может вновь его заслужить. Мне довелось удержать Переходящий мандат до конца года и таким образом стать участником Первого Краевого Слета Стахановцев Кузбасса, который состоялся в Новосибирске 21-22 января 1936 года. Там мне посчастливилось увидеть Р.И. ЭЙХЕ и других руководителей, членов политбюро, там и получил свою первую премию – именное двуствольное охотничье ружье. Вот с тех пор, как я полагаю, и начался мой путь в большую рабочую жизнь (1935 год). Мне, наверное, как и многим другим, довелось испытать тяготы войны на фронте в самые тяжкие 1941-1942 годы. А вторую половину войны работать в тылу, конкретно, на шахте. И потому с таким основанием, по собственному опыту могу утверждать, что труд в годы войны - это самый близкий и самый родной брат труду ратному. Здесь все такое же – и тяготы ожидания, и трудности чисто физические, и горе потерь (вот это в тылу даже, пожалуй, более тяжкое – слезы матерей, вдов, сирот). На фронте потери переживают со стиснутыми зубами и дерутся еще ожесточеннее. Здесь похоронки встречали с плачем, рыданием, причитаниями. Соберутся женщины с детьми в семье погибшего, наревутся, как-то поддержат мать, жену, детей, всяко разделяли горе одного на всех, но на утро опять идти на работу надо, производство не останавливалось, отпусков по страданиям не давали никому. Трудности с питанием, одеждой были куда больше, чем у солдат на фронте, а тут еще дети, их воспитание, учеба в школе. А дети взрослые - парни, старались уйти на фронт, не ожидая своих 18 лет. Естественно, матери старались их удержать при себе. Со взрослыми дочерьми было еще сложнее. Каждая девушка имела свои планы, душой выстрадала свою судьбу, мечтала и надеялась. Все это, конечно, было в душах их матерей. А тут война, рушились планы, мечты, надежда, удесятерились страдания и дочерей, и их матерей. Все это невозможно выбросить из души, забыть, отречься. И все это тяжким, постоянным грузом дополнительно лежало на плечах труженицы-матери и труженицы-дочери в нагрузку к труду на производстве. Мужчины переносили все тяготы войны так же, как и солдаты, со стиснутыми зубами. И вот тут-то, в ходе войны, слились воедино потенциальные возможности экономики страны, партийное руководство всеми сферами деятельности советских людей во время войны – оперативность, твердость, целеустремленность, лозунги, пропаганда, агитация партии, стремление народа защитить себя, показать свою силу, волю, национальную гордость и советский характер сделали труд во время войны героическим подвигом, я повторяю без преувеличении: героическим подвигом. Партия, Армия и народ превратились в единый сцементированный военный лагерь.

Каждый человек в тылу, даже школьники, следили за ходом боевых действий на фронтах, о чем широко и повседневно информировали газеты, сводки информбюро, и каждый стремился внести свою долю в силу Красной Армии, причем каждый стремился, чтобы эта доля была побольше. Через личное горе, страдания, слезы, муки и тяготы горящей в огне войны страны, через трудности быта и производства наделать для фронта сотни тысяч самолетов, сотни тысяч танков, сотни тысяч орудий, пулеметов, минометов, миллионы винтовок, автоматов и другого военного снаряжения – вот результат героизма трудового подвига людей в тылу.

Официально рабочий день в шахте был 8 часов. Общественные организации – ГК КПСС, Горисполком, профсоюзный комитет горняков, ГК ВЛКСМ работали с 9 утра до 11 часов вечера с перерывом от 6 до 8 часов вечера. Существовала повсеместно нарядная система с проведением ежемесячных планерок. Это значит, надо было явиться на планерку всей смене, услышать отчет о вчерашней работе, получить наряд на предстоящую смену, наряд в конкретных тоннах (или вагонах), переодеться в «шахтерки», получить аккумуляторные лампы и к началу официального времени работы смены, к 8 часам утра, быть на рабочем месте. Значит, для тех, кто сравнительно недалеко живет, надо уже в 6 часов утра выйти из дома. А кто живет подальше, соответственно, и подъем надо совершать раньше. В 7 часов утра спуск в шахту. После смены, а они заканчивались не раньше, чем в 4 часа, надо сдать рабочие места новой смене, выйти из шахты, помыться, добраться до дома. Значит, еще 2 часа. Таким образом, получается минимум 12 часов от дома до дома – это у всех, а у многих – еще больше. Я работал на подземном транспорте. Смены - те же. В сутки – 3 смены. Но часто бывало: план по углю срывается, нужны дополнительные люди на добычу. Начальство это видит. А где взять людей? Они все по счету, каждому есть дело. И тогда издается приказ транспорту: перейти на двухсменную работу, а третья смена направляется на добычу угля. Таким образом, рабочие транспорта работают официально по 12 часов, плюс как у всех приход и уход на работу и с работы еще 4 часа, выходит 16 часов. И все это у всех: и у добытчиков, и у транспортников – время на работе при нормальных условиях. Но бывали ведь и сбои, срывы, аварии и другие задержки, значит, все это еще будет плюсом к рабочему времени. Это о продолжительности рабочего дня.

Механизация труда в сравнении с нынешней, прямо скажу, была если не примитивная, то незначительная: бурение ручным электросверлом, взрывание и пока все. Дальше все идет вручную: погрузка угля на конвейер, оформление забоя, крепление забоя, доставка крепежного леса, инертной пыли и всего, что требуется по технологии для добычи. В подготовительных забоях и мелкой нарезке перекидка угля до места погрузки на конвейер достигала порой десятков метров вручную. Доставка угля в лавах качающими конвейерами по основным откаточным выработкам – электровозами. Доставка взрывчатки - вручную. У каждого взрывника был еще и сумконос (носил сумки со взрывчаткой). Осланцевка забоев - искусственное опыление выработок инертной пылью для подавления угольной пыли, в целях предупреждения ее взрыва - производилась вручную. Чистка откаточных путей (а их было в то время на «Капитальной» до 80 км) производилась вручную. Очистка водосточных канав – вручную. Откатка вагонов под люком – вручную. Разделка крепежного леса, стоек – вручную, доставка их от шурфа к забою – вручную. Доставка рабочих к местам работы – отдаленным забоям – пассажирскими вагонами собственного изготовления. К ближним забоям шли пешком. В таком же порядке доставлялись люди к стволу и после смены. Доставка оборудования до лавы – электровозами, а по самой лаве и другим выработкам – вручную. Каждый рештак к конвейеру весит более 50 кг, а привод, например, ПН № 19 – более тонны. Вот хотя бы приблизительное представление о трудоемкости и механизации трудовых процессов.

Спецодежда имеет важное значение в работе и немало влияет на производительность труда. Нормы выдачи спецодежды в80-е годы 20 века мало отличались от тех, что были в годы войны. Но качество! Своевременность ее выдачи желали много, много лучшего. Сроки носки спецодежда не выдерживала, у некоторых, особенно одиночек-мужчин, – сплошные лохмотья. А это не только неудобство, но в шахте и опасно. В шахте человек в смысле одежды всегда должен быть подобран и опрятен. Шахта – это прежде всего ограниченное пространство. Много всякого железа, многое находится в движении постоянном и при этом действуют такие мощности движения, что человеческая сила против них – комариный укус. Поэтому следует постоянно быть на страже даже в самой доброй и подогнанной одежде, а всякие лохмотья сами по себе опасны. Еще хуже было дело с обувью. Сейчас все шахтеры, без исключения, пользуются резиновыми сапогами, причем недостатка в них нет, даже если срок носки не выдержит, ноги у всех сухие, обуты в добрую обувь. Тогда резиновые сапоги были у самого высокого начальства и у проходчиков мокрых забоев с обильным притоком воды. Другим ИТР выдавали кирзовые сапоги, на транспорте машинистам выдавали кожаные ботинки. Подавляющее большинство шахтеров получали резиновые галоши (их шахтеры называли «чуни»), литые галоши, без подкладки и глянцевого покрытия (в отличие от галош ширпотреба), в них и ходили на работу. Счастье тем, где сухие забои, сухие выработки. Ну, а большинство-то в осинниковских шахтах выработки – сырые. И еще до начала работы, пока человек добирается до места, ноги уже мокрые до колен, и так всю смену в воде. Вода в мойке была постоянно. Вода хорошая, горячая и в достатке. Но была большая скученность, маловато было моечных мест. С этим мирились. Хранение спецодежды было в индивидуальных шкафах в свертках. Старую спецодежду сдавали на просушку. Но к началу новой смены она только распаривалась, не просыхала и ее надевали сырую. Долго и постоянно бились над тем, чтобы организовать стирку спецодежды. Этого требовали и врачи промсанитарии, но стиральных машин тогда не было. На шахте сами много конструировали, пускали в работу, они ломались, их восстанавливали и снова пускали. Одним словом, над этим много работали. Вручную же перестирать такое количество одежды было просто невозможно. Иногда возникала завшивленность, и тогда проводились настоящие авралы по борьбе с этим злом. Рабочие спецодежду уносили домой и там жены или кто другой латали, зашивали, ремонтировали. Одинокие сдавали одежду в ремонт в мойке. Многие носили спецодежду, как говорится, до ремков, и выбрасывали лишь при получении новой.

У каждого участка был свой кабинет – раскомандировка. Но теперь в кабинетах участка чистота, полировка, графики, а тогда! На участке – более 100 человек трудящихся. Добрая треть из них является на планерку каждую смену, да еще одетые в «шахтерку». А кабинет, в лучшем случае, 2,5х4 м, да еще стол начальника место занимает. Помещение тесное, нечем дышать, угольная пыль от одежды, табачный дым, на планерку являлись все. Неявка на планерку равна прогулу.

Передвижение на работу и с работы было только пешком. Городского транспорта во время войны не было, дороги отвратительные. Асфальтировать дороги в г. Осинники начали в 1949 году, первые автобусы пустили в 50-х годах, трамваи – в 70-х годах».