Шрифт:
Интервал:
Очистить

Рационализатор с большой буквы

К 75-летию Кемеровской области и архивной службы Кузбасса

Архивное управление продолжает Вас знакомить с трудовой биографией выдающихся горняков, талантливых руководителей угольной отрасли, чьи имена заслуженно вошли в историю не только нашего города, но и всего Кузбасса.

Иван Павлович Ходыкин

Ростом подкачал разве что самый старший, Коля, он вырос на метр восемьдесят. Зато Ваня, Толя, Костя и Борис (сестричка Валя не в счет) все, как один, вымахали под два метра. Каждый – косая сажень в плечах, по борьбе первые места занимали, каждый на чем-нибудь играл. Иван, например, на гитаре, и баритон имел такой, что его уже потом случайно услышала композитор Л. Лядова и взялась было устроить по музыкальной части, да он отказался: куда от любимого дела? Но это было потом.

А тогда, в 1941-м, Коля, Толя и Костя с Борей записались добровольцами на фронт. Толя с Костей не вернулись. Николай воевал в авиации, после победы окончил в Томске Высшие инженерные курсы, работал в Кемерово, был районным инженером. Борис, танкист, после войны ушел в горноспасатели, служил в ВГСЧ в Ленинске и в Кемерово. Валентина после Московской финансово-экономической академии вышла за моряка, он в Севастополе командовал тральщиком до самых хрущевских сокращений армии. А когда они стали флоту не нужны, прибыли из Севастополя на жительство к родне, в Осинники, и кто бы знал, что здесь ее капитан гибель свою найдет случайную – от удара молнии…

А Иван на фронт не попал, он всю войну в Прокопьевске шахтой командовал. Прогремел и даже в историю попал, в первую, изданную в 1963-м, шеститомную “Историю Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг.”, в том V, на страницу 378, где говорится о “тысячах героев угольной промышленности”.

Войну он встретил районным инженером шахты им. Ворошилова. И не мог не видеть, что щиты конструкции Н. А. Чинакала для мощных пластов этой шахты не годятся.

Впрочем, сам он лучше расскажет. Возьмем рукопись Ивана Павловича – ее хранят его дочери Вера и Валентина Ивановны и самый младший из всех, сын Павел Иванович. Эти собственноручно написанные им листы помогут нам избавиться от любых, даже самых малых неточностей.

Для начала – суть дела, но, разумеется, с поправкой на прошедшие десятилетия! Читаем одну из справок, коих Иван Павлович написал за свою жизнь немало: “Щиты инж. Чинакала считаю наиболее перспективной и наиболее совершенной системой разработки мощных пластов крутого падения… Пласты мощностью до 6 метров разрабатываются одинарными щитами, и работают они безукоризненно”.

В этом И. Ходыкин убедился еще по довоенным годам на шахте им. Сталина, где они вместе с Николаем Андреевичем Чинакалом, с обстоятельным бригадиром забойщиков Мешковым, грамотным горным мастером Сусляковым, и всеми остальными, сообща мучились с первыми щитами. И в конце концов идею вымучили. К слову, там норовистый начальник шахты, было дело, после первых аварий даже с работы Чинакала выгнал, квартиру отобрал, но все это позади.

Зато уже в 1939 приказ был – внедрять щитовую систему! Но в том и беда, что на “ворошиловке” пласты мощнее, толще. Чинакал предложил для таких мощных пластов секцию щита надставить еще одной секцией и таким образом перекрыть пласт на всю толщину (мощность) от лежачей стороны до верхней, висячей.

Читаем дальше.

“Предлагаемый мной щит “мощный одинарный” для пластов мощностью до 10 метров по своей конструкции проще сдвоенного щита инж. Чинакала. …Недостатками сдвоенных щитов являются сложность управления щитом, трудность проветривания, наличие угольного целика между висячей и лежачей сторонами пласта. Давление в этом месте максимальное, подрезанный с двух сторон канавами гребень под давлением разрушается, связки щита рвутся, между секциями в очистное пространство прорывается порода – работа под щитом прекращается”. Кто не понял – я не виноват, но главное дальше: “На шахтах Прокопьевска и Киселевска из каждых 15 сдвоенных щитов 14 аварийных”. Это поймет каждый.

Свои расчеты одинарного щита Ходыкин показал заведующему шахтой Кокорину и встретил отказ. Обратился к Чинакалу – тот был резко против!

Переубедить профессора (Чинакал к тому времени стал доктором наук в Томском политехническом) и собственного начальника не удалось, - весовые категории разные.

И лишь когда в конце 1942 стал заведующим шахтой, категории, кажется, уравнялись. Вернее, он сам все уравнял, читаем мемуары дальше.

“Я, пользуясь властью, сразу приступил к изготовлению мощного одинарного щита. На свой страх и риск я договорился с моим другом, директором Прокопьевского механического завода Заксом Н. С., и он по моим чертежам, без разрешения вышестоящих инстанций и Госгортехнадзора изготовил металлический каркас для щита. Через два месяца щит был пущен в эксплуатацию. Мой эксперимент удался. Щит не только надежно защищал шахтеров, но и значительно улучшил условия труда – рабочее место (очистное пространство) увеличилось вдвое, шахтеры получили возможность работать выпрямившись во весь рост”.

А вот и результаты, они “…превзошли все ожидания. Скорость подвигания увеличилась по сравнению со сдвоенными в два раза, добыча удвоилась. Производительность труда шахтеров выросла в четыре раза. Удачная конструкция и высокая прочность щита обеспечили его безаварийность. Я доказал своим противникам, что пласты мощностью до 10 метров можно разрабатывать одинарным щитом. Это была моя победа”.

Добавим: завшахтой Ходыкин сам руководил монтажом щита в рассечке, сам разработал паспорт бурения и отпалки, сам ходил за забойщика на смену, глаз не спускал с лежачего и висячего бортов… И щит в рабочем состоянии прошел сверху всю высоту выемочного столба, опустился к откаточному штреку без аварий. Действительно, это была победа одного конкретно взятого инженера в конкретной схватке идей. Именно из бесчисленного множества таких локальных побед и сложилась потом большая победа Советского Союза в той страшной войне! Не будем думать, что было бы, если б тот первый щит завалился. Отмахнемся пока от этой мысли, мы к ней потом вернемся…

В 1943 из Москвы на шахту приехал корреспондент газеты “Красная Звезда” А. Фатеев. Его репортаж опубликовали в декабрьском номере с фотографией Ходыкина под щитом.

А после этого состоялось техническое совещание при главном инженере комбината “Кузбассуголь”, вот строчки из протокола того совещания:

“…Постановили: отметить эффективность предложенного тов. Ходыкиным тех. усовершенствования конструкций отдельных узлов конструкции щитов Чинакала, позволившего расширить область применения одинарных щитов при отработке крутопадающих пластов. Применение мощных одинарных щитов по предложению тов. Ходыкина на шахте им. Ворошилова треста “Прокопьевскуголь” дало увеличение производительности, снижение аварийности щитов и уменьшение расходов материалов по сравнению со сдвоенными щитами, на основании чего автор заслуживает вознаграждения согласно инструкции СНК СССР “О вознаграждении за изобретения, тех. усовершенствования и рац. предложения”. Выплатить тов. Ходыкину авт. вознаграждение в сумме 23482 руб. (годовая условная экономия по предложению 1248206 руб.). Предлагаемый подсчет экономии утвердить. Гл. инж. Комбината Маркелов.

Утверждаю: нач. комбината “Кузбассуголь” Задемидко”.

Но мы, кажется, забежали вперед. А что же такое щит Ходыкина?

Вернемся к рукописи автора. Глава “Конструкция мощного одинарного щита” – это несколько страниц рисунков, схем, пояснений, начиная от “рассечки (площадки) для монтажа щита”. И страницы расчетов, начиная от расчета давления обрушенных пород по формуле профессора Протодьяконова М. М. и до определения “запаса живой силы, которую приобретает груз к концу падения”. Не забыта даже длина одной лесины, так что каждый листающий этот труд может узнать, что нагрузка на одну секцию щита достигает 325 тонн…

Так что совсем не по волшебному прозрению, и уж явно не по сошествию на автора некоей благодати рождаются подобные результаты. Яблоко падает на голову ученого вместе с гениальной идеей только в легендах, а тут расчеты и формулы, расчеты и формулы…

Шахта № 5-6 им. Ворошилова выдавала уголь коксующихся марок, распределение которого по заводам контролировалось Государственным Комитетом Обороны – высшим органом управления страной в годы войны. А еще Иван Павлович создал на шахте подсобное сельское хозяйство для пополнения рабочего пайка и помощи семьям фронтовиков. Горком “повесил” на него еще и эвакуированную из Ленинграда табачную фабрику имени товарища Урицкого. Он разместил у себя станки, люди разобрали по домам прибывших специалистов с семьями, и с такой помощью фабрика начала досрочно выдавать фронтовую продукцию – махорку для красноармейцев и папиросы “Беломорканал” для комсостава. Шахта не перестала шефствовать над “Зиминкой”, которой тогда руководила известная Мария Прохоровна Косогорова, бывшая начальником участка шахты Ворошилова. У нее в 1942 погиб под Старой Русской муж, сапер В. Плешкевич, простудилась и умерла младшая сестра, случайно на охоте застрелился сын-старшеклассник.

И у Ивана Павловича свое горе не заживало – на двух братьев пришли похоронки…

Но как невыносимо долго ни тянулась война, к концу она все же подошла. Общая добыча коксующегося угля в Кузбассе в военные годы возросла более чем вдвое – с 5,9 до 12,9 миллиона тонн. Внесла свой материальный взнос в победу и шахта имени Ворошилова, да еще какой! Портрет начальника шахты, сделанный в 1944-м, и сегодня хранится в государственном Российском Архиве кинофотодокументов. Черно-белый вертикальный кадр, худощавое строгое лицо, френч на пуговицах до подбородка, - такие носили, наверное, все начальники в стране до самых шестидесятых. Автор, правда, не указан (“не уточнен”, значится там), а номер единицы хранения есть – 68589, а шифр 0-68589, интернет его достает…

После победы Иван Павлович в Кемерово, он – начальник шахты “Северная”. Но на фамилию Ходыкина натыкаешься и по всяким другим поводам, вплоть до самых неожиданных. И пусть эти находки никак не связаны меж собой, все равно они интересны. О той же щитовой системе в том же интернете недавно довелось прочесть: “Интересны вот какие свидетельства осинниковского горняка И. Ходыкина: первая попытка внедрить эту идею в жизнь принадлежит инженеру Журавлеву, который сконструировал для ее осуществления специальные металлические фермы. Испытания их провели на шахтах Киселевска, однако из-за своей жесткости конструкция потерпела неудачу. А позднее Чинакал заменил фермы Журавлева эластичным щитом из отдельных секций, которые состоят из металлической рамы и накатника из круглого леса”. Кавычки закрылись, прекратим догадки и мы, нам есть что почитать и без догадок.

“Прошло 20 дней, как я принял “Северную”. Шахта работала плохо. Пласт “Волковский” мощностью 6 м разрабатывается наклонными слоями с обрушением системой, самой неэффективной. Пласт залегает с переменными углами от 50 до 48 град. Разработка с таким углом падения плоскими щитами Чинакала, а также арочными щитами Пузырева и гибкими щитами Скорого невозможна. Я задался целью создать щит, который мог бы двигаться на пластах с углом падения менее 60 градусов”. И далее опять формулы и схемы, в переводе которых на нормальный язык оказалось, что он такой щит создал, и в нем, как и добивался автор, “…сила R1 всегда больше силы R2”. Щит был не плоским, он имел изгиб в форме хоккейной клюшки – вид сбоку. Работа под названием “Тупоугольный шагающий щит” объявлена лучшей из 50 работ, рассмотренных конкурсной комиссией комбината. 1 мая 1947 щит пущен в работу. Расход леса сократился в 10 раз, затраты рабочей силы – втрое, количество добываемого угля увеличилось в четыре раза.

1 июля газета “Кузбасс” писала: “Начальник шахты И. Ходыкин рассказывает: - Если бы у нас было пять, а не одна, как сейчас, сбоечно-буровых машин конструкции лауреата Сталинской премии Могилевского, мы пустили бы в конце первого квартала будущего года 6 щитов. Шахта увеличила бы добычу угля на 1000 тонн в сутки, это равно производительности одной шахты”. Автор А. Стуков.

А вот еще один протокол технического совещания: “за рационализаторское предложение тупоугольных щитов” т. Ходыкину И. П. выплатить 5245 рублей. А вот протокол техсовещания в тресте “Сталинуголь” в Прокопьевске – там “тупые” щиты пошли на шахте им. Молотова. И, видимо, пошли не только там.

А вот рассказ про некоего казака Петю – он тоже оказался после победы на “Северной”. Таких мемуаров сейчас видимо-невидимо. Читаем: “В общежитии был т. н. красный уголок, где стоял радиоприемник, лежали газеты. Однажды взял их Петр – и заплакал. Читал и перечитывал сообщение о казни атаманов казачьих. Вспоминал, как помог им в Австрии старый генерал Краснов, как радовались казаки его приезду в Италии”… Поясним: бедный Петя лил слезы (если он их действительно лил) по белому генералу Краснову, который помогал гитлеровцам формировать казачьи части.

А вот в том рассказе слова об Иване Павловиче: “За 7 лет принудительного труда поменялось три начальника шахты. Первый, Комаров, любил угрожать отправкой в Магадан за любые нарушения, и ведь держал слово! Где ты, сукин сын? Второй, Ходыкин, травлей не занимался, но при каждом спуске в шахту двум-трем шахтерам давал по затылку…”.

Из предыдущей главы известно, что казаки, получавшие “по затылку”, прибыли в Сибирь совсем не из фашистских лагерей смерти, где томились в плену. Перед нами не отрывок из сегодняшних сериалов, где заключенные – сплошь безвинные жертвы злого НКВД. Нет, казаков, которых привезли на шахту “Северную”, сдали нашим англичане. Перед этим они их взяли в плен в Италии, перегнали в Австрию и загнали в вагоны поэскадронно. И потому в данном слезном рассказе Ходыкин не самый плохой, вот англичане, те – “предатели”. И не сказано, за что были те подзатыльники от Ходыкина – не за курево ли в карманах, найденное перед спуском в категорийную шахту? За курево получали и наши оболтусы от табакотрусов, - были такие, назначались из шахтеров-инвалидов карманы проверять. Те вообще с курильщиками не церемонились – старики помнят…

Самого Ивана Павловича судьба от колючей проволоки почти сохранила. Но кандидатом во “враги народа”, как агент германской, японской и еще чьей-то разведки, он два года в Мариинской тюрьме отмучился. Туда его следователь загнал уже с поломанным на допросе позвоночником и покалеченной рукой. Причина ареста по тем временам была проста до банальности, то случай известен: в Прокопьевск приехал Председатель совнаркома тов. Молотов, машина, на которой его везли, съехала с дороги и завалилась. Молотов сказал шума не поднимать, но секретарь горкома ВКП(б) Курганов отсидел потом в лагерях до самой хрущевской оттепели, а водитель Арнольд был расстрелян в 1942-м. Под руку тогда попались многие, в том числе и Ходыкин, - на него как раз заявленьице поступало, что он имел враждебное диверсионное задание затопить новую шахту “Коксовая-1”, для чего даже начал копать канаву к стволу от речки Абушки. После ареста перестала заведовать школой жена Вера Николаевна, она как-то обманом сумела устроиться лишь на породовыборку на шахте. Ее с первенцем выгнали из квартиры, они ютились где-то в таких условиях, что сынок простудился, лечить не на что, да и в больницу не пускают, и мальчик умер.

А подследственный Ходыкин не подписывал ничего, следствие тянулось и дотянулось до самого разоблачения с последующим расстрелом железного наркома Ежова. Суда над Ходыкиным не было, и осенью 1939 он вернулся в Прокопьевск, где некоторые из друзей за это время оказались друзьями бывшими. Сын, Павел Иванович, рассказывает, как уже в наши времена, на похоронах видного угольщика Кокорина один из этих бывших, разрыдался на груди Ивана Павловича, просил прощения за свою подлость в дни ареста. Это известнейший человек, руководитель крупных предприятий Кузбасса, прощение он получил. Вера Николаевна вспоминает, что в те горькие дни этот друг, завидев ее, моментально перебегал на другую сторону улицы…

Нетрудно догадаться, что и на фронт Ивана Павловича не взяли из-за этой же его “неблагонадежности” – была у властей в начале войны такая стерильная требовательность к чистоте рядов. Правда, когда на фронтах прижгло, щепетильность иссякла, как известно, зэки, кулаки и другие “враги” на войну одинаково сгодились… Но после первых поспешных мобилизаций, когда “под метелку” забрали шахтеров даже самых нужных профессий и уголь добывать стало просто некому, начались вербовки, мобилизации и наборы в шахту необученной молодежи. На специалистов “наложили бронь”, и Ходыкин не мог не оказаться в том числе. Ни о какой отправке его в действующую армию речи быть уже не могло, он был оставлен на шахте. Как он свою войну отработал, мы уже знаем.

Позади тяжкие годы войны, и вот она, Победа! И вот газета “Правда” за 27 июня 1945, а в ней “Полугодой отчет трудящихся Кузбасса Великому вождю народов Генералиссимусу Советского Союза товарищу Сталину”. В тексте следующее. “Щит, изобретенный профессором Николаем Андреевичем Чинакалом, дал возможность в 4-5 раз увеличить добычу из очистных забоев. Начальник шахты им. Ворошилова Иван Павлович Ходыкин внес в конструкцию щита такие усовершенствования, которые повысили его производительность в 1,5 – 2 раза. Месячная добыча из-под щита в 13-14 тысяч тонн стала обычным явлением на шахте им. Ворошилова. А новейший щит Ходыкина И. П. шахтеры прозвали танком. 18 тысяч тонн угля в месяц – такова производительность бригады забойщиков, работающих под этим щитом”. Эти строчки и перешли в упомянутую “Историю Великой Отечественной…”.

Но текст продолжается: “45 лет работает в шахте Павел Александрович Ходыкин, отец новатора и изобретателя Ивана Ходыкина. Старый патриот отказался от перехода на пенсию. Проводив четверых сыновей на фронт, он все четыре года войны возглавлял бригаду проходчиков на шахте “7 Ноября” в Ленинске-Кузнецком. За свою долгую шахтерскую жизнь Павел Александрович обучил горняцким профессиям не одну тысячу человек”.

А вот свидетельства не совсем в тему, вернее, совсем не в угольную тему.

“Живым героям поэмы Ивану Павловичу и Вере Николаевне Ходыкиным. 18.12.1947. Алексей Косарь”. Это – надпись на его книге “Углеград” Кемеровского издательства. Еще томик, а не нем: “Ивану Павловичу Ходыкину, другу на всю жизнь. Живому герою моих книг”. Это написал А. Волошин на томике своей “Земли Кузнецкой”. Той самой, удостоенной Сталинской премии.

Журналист газеты “Кузбасс”, поэт А. Косарь, автор песни, вставленной в роман Волошина по настойчивой просьбе Константина Симонова, вспоминал потом: “Через публикацию “Правды” литературный герой моей поэмы “Углеград” Иван Проходкин выходил на всесоюзную арену. (В Кузбассе многие знали: его прообразом послужил Иван Павлович Ходыкин, представитель знаменитой шахтерской династии). Это радовало меня, моих товарищей и прежде всего Волошина”.

И хотя нагрузка на угольщиков после войны не уменьшилась, руководство нашло, наконец, возможность отправить боевого начальника шахты доучиться

- Его направили в Томск, на Высшие инженерные курсы при Политехническом институте – поясняет Павел Иванович, - Мы жили на квартире всей семьей, как и остальные виковцы, папа уходил на занятия, мама даже корову держала…

Долгий путь к диплому начался для него в 1928 году с двухгодичного вечернего рабфака, куда он поступил, не имея начальной школы. Он тогда работал проходчиком все на той же шахте им. Ворошилова. В 1930 поступил в Томский политех, но после третьего курса был командирован в Прокопьевск на шахту “Коксовая-1” в составе группы таких же студентов-стажников. Его поставили начальником экспериментального участка, где испытывали системы разработки крутопадающих пластов – “елочку”, наклонные слои, закладку выработанного пространства… Там он встретился с начальником техотдела шахты Чинакалом, а остальное мы знаем.

И вот позади ВИК, вот Ходыкин – дипломированный горный инженер, послан на самую несчастную шахту в Ленинске – на “Журинку-3”, она к тому памятному дню вообще осталась без очистного фронта. Нужен новый ствол, проходить его не дают плывуны. Инженер Ходыкин принимает совсем не инженерное решение: просит о помощи отца. Проходчик-стволовик Ходыкин-отец набирает своих мужиков, сообща пускают они в ход все свое умение и с задачей справляются. К моменту окончания работ на стволе закончена скоростная проходка двумя забоями, которую вдохновлял все это время лично Ходыкин-сын. Не прошло и полугода, как “Журинка-3” быть несчастной перестала!

…Завершил свою карьеру шахтер Иван Павлович на “Алардинской”, куда в 1977-м пригласил уважаемого и полного сил пенсионера директор А. И. Шундулиди.

- Иван Павлович работал у нас начальником смены, - вспоминает ветеран предприятия Ю. И. Першин.

- Здесь многие еще помнили, что в конце 1950-х он, зам. управляющего трестом “Осинникиуголь”, руководил стройкой шахты “Малиновская”. Помнили, как он предложил заменить круговые опрокиды на разгрузочной яме на вагонетки ВШ-8 с открывающимся дном, чем неслыханно облегчил мужикам работу и ускорил оборот вагонеток, которых вечно не хватает. Став в 1977 году начальником смены, Иван Павлович курировал внутришахтовый транспорт. И тоже начал внедрять рационализацию. Предложил перепускать часть угля участка открытых работ через бремсберг 8/23 по выработкам шахты. Это дало огромный эффект, грузовики с вывозки угля высвободились для вскрышных работ. Также он увеличил пропускную способность опрокида в откаточной галерее горизонта + 365 м. Много еще хорошего он сделал, за давностью лет я уже все не помню…

Иван Павлович посчитал свой отдых заслуженным лишь по достижении – 70 лет – тогда и ушел с шахты, отдав горняцкому делу 56 лет жизни. Потому что начал он его в 14, с одним только перерыво и такой же его друг, сбежали с работы: - Тяжело! Убежали из дома, сели в поезд и укатили на вольную жизнь, почему-то на Волгу, по книжкам Горького, наверное. Побродили, поскитались, поголодали, вернулись… А самое последнее рационализаторское предложение Ходыкина “Буровые коронки с треугольно-конической заточкой резца” датированы 1984 годом, когда официально он нигде не работал уже несколько лет.

О своих корнях Иван Павлович тоже запись оставил, правда, короткую, всего строчки три, вот они: “Мой дед Александр Иванович и отец Павел Александрович Ходыкины – шахтеры Кузбасса с 1912 года. А мы пять братьев, внуки и дети наших родителей, тоже шахтеры Кузбасса начиная с 1926 года”.  

По материалам библиотечного фонда
МКУ «Архивное управление»,
книга «Директорский корпус Кузбасса», т.2.